Айзек Азимов. Давайте объединимся

     Мир и  покой длились целое столетие, и люди  забыли, что жизнь бывает и
другой. Вряд ли они знали бы, как реагировать, если бы вдруг обнаружили, что
началась война.
     Конечно, и  Элиас Линн, глава Бюро роботехники, не знал  наверняка, как
реагировать,  когда ему  наконец стало  об этом известно. Штаб-квартира Бюро
роботехники  находилась в  Шайенне,  в соответствии со столетней традицией
децентрализации, и  Линн подозрительно уставился на молодого  офицера службы
безопасности из Вашингтона, который привез эту новость.
     Элиас  Линн   был   крупный  мужчина,   привлекательно  некрасивый,  со
светло-голубыми глазами  слегка  навы­кате. Обычно людям становилось неуютно
под  при­стальным  взглядом  его  глаз,  но  офицер  безопасности  оставался
спокойным.
     Линн решил, что его первой реакцией должно быть недоверие. Черт возьми,
да ведь он действительно не поверил этому!
     Он откинулся на спинку кресла и спросил:
     -- Насколько надежны эти сведения?
     Офицер  безопасности,  представившийся  как  Ральф  Дж.  Брекенридж   и
предъявивший  соответствующее  удостоверение  личности,  был  совсем  юн,  с
полными  губами,  пухлыми   щеками,  которые   часто  заливала  краска,   и
простодушным взглядом.  Его одежда не соответствовала  погоде в Шайенне,  но
очевидно   была  уместной   в   оборудованных  кондиционерами  помещениях  в
Вашингтоне,  где,  несмотря  ни  на  что,  до  сих  пор  размеща­лась служба
безопасности.
     Брекенридж густо покраснел и ответил:
     -- В этом нет никаких сомнений.
     -- Уж вам-то, я полагаю, известно о Них все, -- сказал Линн, не скрывая
сарказма. Он не  отдавал себе отчета в  том,  что, называя  врага,  невольно
делает легкое логическое ударение:  если  бы он писал,  слово "они" было  бы
написано  с  большой  буквы.  Эта привычка  была  характерна для  людей  его
поколения, да и  предыдущего тоже. Никто не говорил "восток", или "красные",
или "Советы", или "русские".  Это было бы неточно, так как некоторые  из Них
не  жили на  Востоке, не  были  крас­ными,  советскими,  тем более  не  были
русскими. Так  что  было намного  проще  говорить  "Мы"  и "Они",  и намного
точнее.
     Путешественники нередко рассказывали, что Они используют те же термины,
только наоборот. Там "Они" были "Мы", а "Мы" -- "Они".
     Едва ли кто-нибудь  еще  задумывался  над подобными  вещами.  Они стали
вполне привычными. Не  было даже ненависти. Сначала  это называлось холодной
войной.  Теперь  стало просто  игрой,  почти доброжелательной,  с неписаными
правилами и своего рода уважением к приличиям.
     Линн спросил резко:
     -- С чего это Им вдруг захотелось нарушить пато­вую ситуацию?
     Он  поднялся  и  начал  разглядывать  висевшую  на  стене  карту  мира,
разделенного  на два региона легкими цветовыми границами. Неправильной формы
территория слева была отмечена  светло-зеленой краской. Меньшая, но столь же
причудливой формы территория справа -- розовой. Мы и Они.
     За сто лет на карте не произошло существенных изменений. Потеря Формозы
и обретение Восточной Германии  лет восемьдесят  тому  назад были последними
важными территориальными изменениями.
     Имелось,   однако,  другое  изменение,  достаточно  су­щественное:  оно
касалось  окраски.  Два   поколения  назад  их  территория   была   мрачного
кроваво-красного  цвета,  Наша -- чисто, незапятнанно белой.  Теперь  цве­та
стали более нейтральными. Линн видел Их карты, точно такие же.
     -- Они бы этого не сделали, -- сказал Линн.
     -- Они делают это в  данную минуту,  -- ответил Брекенридж, -- и вам бы
стоило привыкнуть к этой мысли. Конечно, сэр, я  понимаю, не слишком приятно
думать, что Они могут оказаться намного впереди Нас в роботехнике.
     Глаза его по-прежнему  смотрели  простодушно, но слова  были  настолько
колкими, что Линн поежился.
     Конечно, это  объясняло,  почему человек,  возглавля­ющий  всю  отрасль
роботехники, узнал о случившемся так поздно и таким образом -- через офицера
безопас­ности: он потерял  доверие  правительства, и если дейст­вительно его
роботы  проиграют  в   борьбе,  ему  нечего   рассчитывать  на  политическое
милосердие.
     Линн произнес устало:
     -- Даже если  то, что вы сказали, правда, Они не сильно  опередили Нас.
Мы могли бы создать гуманоидных роботов.
     -- Это правда, сэр?
     -- Да. В сущности, несколько экспериментальных моделей уже готовы.
     --  Они  делали это десять лет  назад, следовательно,  опережают Нас на
десять лет.
     Линн смутился. Может  быть,  его недоверчивость  в отношении  всей этой
истории  на самом деле порождена уязвленным  самолюбием  и страхом  потерять
работу  и  доброе   имя.  Мысль,  что   так   могло  быть,   привела  его  в
замешательство, и он начал защищаться.
     --  Послушайте, молодой  человек, паритет  между  Ними и Нами,  как  вы
знаете, никогда не  был  полным во  всех отношениях. Всегда  Они оказывались
впереди в каких-то  областях, а Мы  -- в других. Если сегодня Они  опередили
Нас  в роботехнике, то только потому, что Они вложили  в роботехнику  больше
усилий, чем Мы. А это  означает,  что в какие-то другие отрасли Мы  вложи­ли
больше  усилий,  чем Они.  И, следовательно,  опере­жаем Их  в  исследовании
силовых полей или, может быть, в гиператомной технике.
     Собственные  слова о том, что  паритет  не  полный, огорчили Линна. Это
была  правда,  но  миру  угрожала  большая опасность. Мир зависел  от  того,
насколько  полным  является  равновесие  сил.  Если   какое-либо  из  всегда
существовавших различий склонит чашу весов слишком сильно в одну сторону...
     В  самом  начале холодной войны  соревнование меж­ду  сторонами  шло  в
создании  термоядерного  оружия, что  сделало войну немыслимой. Соревнование
пере­ключилось  с военной области на экономику и  психоло­гию и теперь  шло,
главным образом, в этих сферах.
     Но  обе стороны  постоянно  предпринимали попытки разрушить равновесие:
создать систему защиты, кото­рая могла бы отразить любой удар, создать такое
оружие, удар  которого нельзя  было бы парировать  своевремен­но, -- создать
что-нибудь, что снова сделало бы войну  возможной. И совсем  не потому,  что
какая-то из сторон отчаянно хотела войны, а из боязни,  что  противоположная
сторона сделает решающее открытие первой.
     В  течение  ста  лет счет в  игре был  равным. И за это  столетие, пока
сохранялся мир, в результате интенсив­ных исследований были  созданы силовые
поля,  освоено использование  солнечной  энергии, люди  взяли под  кон­троль
насекомых  и  сконструировали роботов. Обе  сто­роны начали развивать  новую
науку -- менталистику. Такое название было дано биохимии и биофизике мыс­ли.
У каждой стороны  были аванпосты  на Луне и на  Марсе.  Человечество  делало
гигантские шаги вперед  в результате  навязанного двумя лагерями  друг другу
со­ревнования.
     Для обеих сторон стало необходимым быть порядоч­ными и гуманными, чтобы
жестокость и тирания не побудили союзников перейти на другую сторону.
     Невозможно, чтобы теперь паритет был нарушен и началась война.
     Линн сказал:
     --  Я хотел бы  посоветоваться с одним из моих  сотрудников. Мне  нужно
узнать его мнение.
     -- Он заслуживает доверия?
     Линн ответил с отвращением:
     -- О господи, есть ли среди занимающихся роботехникой хоть  кто-нибудь,
кого бы ваше ведомство не проверяло до изнеможения?  Да, я  ручаюсь за него.
Если нельзя доверять Хэмфри Карлу Ласло, значит, у  нас нет способа отразить
атаку, которую, по вашим словам, Они предприняли, что бы Мы ни делали.
     -- Я слышал о Ласло, -- сказал Брекенридж.
     -- Хорошо. Он подходит?
     -- Да.
     --  Тогда  я позову его, и мы выясним,  насколько, с его точки  зрения,
возможно вторжение роботов в США.
     -- Не совсем так, -- мягко возразил Брекенридж. --  Вы никак не поймете
истинное положение вещей.  Вы­ясните его точку зрения на то,  что роботы уже
вторг­лись в США.

     Ласло   был  внуком  венгра,  который  когда-то  прорвал­ся  через  так
называемый  железный занавес, и по этой причине на него не  распространялись
никакие  подозре­ния. Это был худой,  начинающий лысеть человек,  с курносым
носом и постоянно задиристым выражением лица, что  противоречило  его мягкой
манере говорить и чистейшему гарвардскому произношению.
     Для  Линна, который сознавал, что после стольких  лет  административной
работы он  уже не может точно  оценить, на какой  стадии  развития находится
роботехника, Ласло был удобным хранителем полного знания.  Линн почувствовал
себя лучше просто от присутствия этого человека.
     -- Что вы об этом думаете? -- спросил Линн.
     Мрачная гримаса исказила лицо Ласло.
     -- Просто невероятно, что Они настолько опереди­ли Нас. Не  может быть,
чтобы Они создали гуманоидов, практически неотличимых  от людей. Это было бы
важ­нейшим достижением в робоменталистике.
     --  Вы вносите в  этот вопрос  слишком  личное отно­шение,  --  холодно
произнес  Брекенридж.  --  Отбрось­те профессиональное самолюбие  и скажите,
почему вы считаете, что Они не могли опередить Нас?
     Ласло пожал плечами:
     --  Уверяю  вас,  я  достаточно  хорошо  знаком  с  Их  литературой  по
роботехнике. Я примерно знаю, на каком уровне Они находятся.
     --  Вы знаете лишь то, что Они хотят, чтобы  вы знали  об их уровне, --
вот реальный смысл  ваших слов, -- поправил Брекенридж. --  Вы  когда-нибудь
посещали те страны?
     -- Нет, -- ответил Ласло коротко.
     -- А вы, доктор Линн?
     -- Я тоже нет.
     Брекенридж спросил:
     -- Кто-нибудь из роботехников бывал  там за  по­следние  двадцать  пять
лет?  --  судя по тону,  которым  Брекенридж  задал вопрос,  ответ  был  ему
известен.
     В течение нескольких секунд в комнате царило тя­желое молчание.
     Лицо Ласло выразило обеспокоенность.
     -- В  сущности,  Они  давно уже  не  проводили ника­ких  конференций по
роботехнике.
     --  Двадцать  пять  лет,  --   сказал  Брекенридж.  --   Разве  это  не
показательно?
     -- Может быть, --  неохотно согласился Ласло. --  Однако меня беспокоит
кое-что еще. От Них никто не  приезжал на Наши конференции по роботехнике --
по крайней мере, насколько я помню.
     -- Их приглашали? -- спросил Брекенридж.
     Линн, напряженный и обеспокоенный, немедленно откликнулся:
     -- Конечно.
     Брекенридж поинтересовался:
     --   А  Они   отказывались  присутствовать   на   каких-ни­будь  других
конференциях, которые Мы проводили?
     -- Не знаю,  --  сказал Ласло.  Теперь он мерил ша­гами кабинет. -- Я о
таких случаях никогда не слышал. А вы, шеф?
     -- Никогда, -- ответил Линн.
     Брекенридж спросил:
     -- Не кажется ли вам, что Они не хотели попадать в ситуацию, когда были
бы  вынуждены послать ответ­ное  приглашение? Или Они боялись, что кто-то из
Их людей скажет лишнее?
     Похоже,   именно  так  и  обстояло  дело,  и  Линна  охва­тила  горькая
уверенность в правоте службы безопас­ности.
     По какой  другой  причине  могли отсутствовать  вся­кие контакты  между
сторонами  в области  роботехники?  Перекрестно опыляющие друг  друга потоки
исследовате­лей двигались  в обоих  направлениях по строгой квоте  -- один к
одному, соблюдавшейся со времен Эйзенхауэра  и Хрущева. Существовало великое
множество  побудительных   причин  для  такого  обмена:  честное  признание
наднационального  характера  науки,  импульсы  дружелюбия,  которые  трудно
полностью  уничтожить в  каждой отдельно  взятой  личности,  желание узнать
свежую и интересную точку зрения и  увидеть,  как твою слегка заплесневевшую
мысль приветствуют как свежую и оригинальную.
     Сами правительства заботились о том,  чтобы  обмен продолжался.  Всегда
присутствовало  очевидное  соображение,  что, узнавая как  можно  больше  и
рассказывая как можно меньше, ваша собственная сторона выигры­вает от такого
обмена.
     Но не  в  случае  с  роботехникой.  Для полного  осознания ситуации не
хватало сущего пустяка, -- к тому же, пустяка, давно им известного. В голову
Линну пришла мрачная мысль: "Мы проиграли из-за собственного бла­годушия".
     Из-за  того,  что  другая сторона  как будто  ничего в  роботехнике  не
предпринимала, возник соблазн само­довольно расслабиться в приятном сознании
собствен­ного  превосходства. Почему не возникла  мысль о воз­можности, даже
вероятности того, что Они просто прячут до поры до времени выигрышные карты,
козыр­ную масть?
     Ласло произнес потрясение:
     -- Что же нам делать? -- очевидно, его мысль шла тем же путем и привела
его к такому же печальному выводу.
     -- Делать? -- передразнил  его Линн.  Думать  сейчас о чем-либо,  кроме
того ужаса, который пришел вместе с осознанием ситуации, было невозможно.  В
Соединен­ных Штатах находились десять человекоподобных  ро­ботов, каждый  из
которых был носителем бомбы ТП.
     ТП! Этим закончилась кошмарная гонка в создании абсолютного оружия. ТП!
Тотальное Превращение!  Энергия  Солнца  больше  не мосла  служить  единицей
измерения. По сравнению с ТП Солнце показалось бы грошовой свечой.
     Десять  гуманоидных  роботов,  абсолютно  безвред­ных  по  отдельности,
могли, просто собравшись вместе, создать массу, превосходящую критическую, и
тогда...
     Линн  тяжело поднялся. Темные мешки под глазами, придававшие  его  лицу
выражение безутешного пессимизма, были заметнее, чем обычно.
     --  Нам  предстоит  выработать  пути и средства  отличить  гуманоидных
роботов от людей, а потом разыскать их.
     -- Как быстро? -- пробормотал Ласло.
     -- Не  меньше чем  за  пять  минут до  того,  как  они объединятся,  --
огрызнулся Линн, -- а когда это бу­дет, я не знаю.
     Брекенридж кивнул.
     --  Я  рад,  что вы с  нами,  сэр. Видите ли, я  должен доставить вас в
Вашингтон на совещание.
     Линн поднял брови.
     -- Хорошо.
     Он подумал,  что, если бы ему понадобилось  больше времени на осознание
ситуации,  его вполне бы могли сместить  с поста и на совещании в Вашингтоне
присут­ствовал  бы  уже другой глава Бюро  по роботехнике.  И тут он от всей
души пожелал, чтобы именно так и случилось.
     На  совещании  присутствовали Первый помощник президента,  секретарь по
науке, секретарь по безопас­ности, Линн и Брекенридж. Впятером они сидели за
столом в бункере подземной крепости недалеко от Вашингтона.
     Помощник президента Джефрис был импозантен, сед, решителен,  вдумчив, и
политически ненавязчив, каким именно должен быть помощник президента.
     Он произнес решительно:
     --  Перед  нами  три вопроса,  насколько  я  понимаю. Во-первых,  когда
соберутся гуманоидные роботы; во-вторых, где они соберутся; и в-третьих, как
мы можем остановить их прежде, чем они соберутся?
     Секретарь по науке Эмберли судорожно кивал. До  того, как его назначили
на  эту  должность,  он  занимал  пост декана  в Северо-западном  Инженерном
универси­тете. Он был худ, с резкими чертами лица и явно не в своей тарелке.
Указательным пальцем он чертил на столе круги.
     --  Что  касается  вопроса,  когда они  соберутся, --  сказал он, --  я
полагаю, ясно, что в ближайшее время этого не произойдет.
     -- Почему вы так думаете? -- спросил Линн резко.
     --  Они в Соединенных  Штатах уже по крайней мере месяц, как утверждает
безопасность.
     Линн автоматически обернулся, чтобы взглянуть на Брекенриджа. Секретарь
по безопасности Макалистер перехватил его взгляд и сказал:
     --  Эта информация достоверна.  Кажущаяся моло­дость Брекенриджа многих
вводит в заблуждение, док­тор Линн. Отчасти за  это мы его и ценим. На самом
деле ему тридцать четыре года, и он работает в нашем департаменте уже десять
лет. Он жил в Москве почти  год, и без него мы просто ничего не узнали бы об
этой страшной опасности.  Как  бы  то  ни было, большая  часть  деталей  нам
известна.
     -- Не самые существенные детали, -- заметил Линн.
     Макалистер сдержанно улыбнулся. Публике были хорошо знакомы его тяжелый
подбородок и близко посаженные глаза, но больше  никто ничего о нем не знал.
Он сказал:
     -- Человеческие возможности ограничены, доктор  Линн.  Агент Брекенридж
сделал великое дело.
     Помощник президента Джефрис вмешался:
     -- Давайте считать,  что  какое-то время у  нас  есть.  Если  бы роботы
получили  приказ  действовать немед­ленно, все произошло  бы  еще  до  нашей
встречи.  Види­мо, они  дожидаются  определенного момента. Если  бы мы знали
место, может быть, этот момент стал бы очевиден.
     Если Они  хотят использовать бомбу ТП, то  Их  цель -- нанести Нам  как
можно больший ущерб, а  тогда, по-ви­димому,  местом сбора назначен один  из
крупных горо­дов. В  любом случае столица, политическая  или эконо­мическая,
-- единственная мишень, достойная  бомбы  ТП.  Я  думаю,  существуют  четыре
возможности: Ва­шингтон как административный центр;  Нью-Йорк как финансовый
центр; Детройт и Питсбург, два главных промышленных центра.
     Макалистер сказал:
     --   Я   голосую   за   Нью-Йорк.   Администрация   и   про­мышленность
рассредоточены до  такой степени, что уничтожение  любого  одного города  не
предотвратит мгновенное возмездие.
     -- Тогда почему Нью-Йорк? -- спросил Эмберли, секретарь по науке, может
быть, более резко, чем намеревался. -- Финансы тоже децентрализованы.
     -- Вопрос морального воздействия.  Может быть,  Они намерены уничтожить
Нашу  волю  к  сопротивле­нию,  заставить  сдаться  на  милость  победителя,
исполь­зовав ужас, вызванный  первым ударом.  Наибольшее число  человеческих
жизней можно уничтожить в нью-йоркском мегаполисе.
     -- Довольно хладнокровная оценка, -- пробормо­тал Линн.
     -- Согласен, --  отозвался Макалистер, -- но  Они способны на это, если
надеются победить одним уда­ром. Могли бы мы...
     Помощник президента Джефрис откинул назад свои седые волосы.
     --  Предположим  худшее. Будем считать, что Нью-Йорк будет уничтожен  в
течение этой зимы, скорее всего, сразу после сильного бурана, когда дороги в
наихудшем  состоянии,  а  уничтожение  системы  жизнеобеспечения  и  запасов
продовольствия   приведет  к  са­мым  серьезным  последствиям.  Как  нам  их
остановить?
     Эмберли мог сказать только:
     --  Поиск десяти  человек  среди двухсот  двадцати миллионов напоминает
поиск очень маленькой иголки в очень большом стоге сена.
     Джефрис покачал головой:
     --  Вы  не  правы.  Десять гуманоидных роботов среди  двухсот  двадцати
миллионов человек.
     -- Не  вижу разницы,  --  сказал  Эмберли.  -- Мы  не знаем,  можно  ли
отличить такого робота от человека по внешнему виду. Вероятно, нельзя. -- Он
посмотрел на Линна. И все посмотрели.
     Линн произнес с трудом:
     -- Нам в Шайенне не  удалось  создать робота,  кото­рого бы при дневном
свете можно было принять за человека.
     -- А Они смогли, -- сказал Макалистер, -- и не только физически. В этом
мы уверены. Они  продвину­лись в менталистических разработках настолько, что
могут скопировать микроэлектронные характеристики человека  и наложить их на
позитронные связи мозга робота.
     Линн пристально посмотрел на него.
     --  Вы утверждаете,  что  Они  могут  создать  точную  копию  человека,
обладающую индивидуальностью и памятью?
     -- Именно.
     -- Конкретной человеческой личности?
     -- Совершенно верно.
     -- Вы утверждаете это на основании изысканий агента Брекенриджа?
     -- Да. Имеющиеся данные невозможно оспаривать.
     Линн опустил голову и на мгновение задумался. Потом сказал:
     -- Тогда десять  человек в Соединенных Штатах не люди, а их гуманоидные
копии.  Но  Они  в этом  случае  должны  были  иметь  в  своем  распоряжении
оригиналы.  Роботы не могут обладать азиатской внешностью, в  этом случае их
слишком  легко  можно  было  бы   распоз­нать,  так  что  скорее  всего  это
восточноевропейцы.  Но как они  смогли проникнуть в нашу страну? В условиях,
когда  радарная  сеть, контрол