Слышу чьи-то торопливые шаги за дверью и, не дожидаясь, пока этот умник наберётся наглости и постучит в командирскую каюту (прямо посреди ночи, дай бог умнику побольше здоровья), подхожу и открываю сам. Нет, я не боюсь разбудить его, вот что-что, а какие-то несчастные шорохи да разговоры точно не побеспокоят моего трансформера, просто уж очень не люблю передавать кому-то инициативу...
Слышу чьи-то торопливые шаги за дверью и, не
дожидаясь, пока этот умник наберётся наглости и постучит в командирскую
каюту (прямо посреди ночи, дай бог умнику побольше здоровья), подхожу и
открываю сам. Нет, я не боюсь разбудить его, вот что-что, а какие-то
несчастные шорохи да разговоры точно не побеспокоят моего трансформера,
просто уж очень не люблю передавать кому-то инициативу. Тем более, у
меня серьёзные подозрения, что это Руперт прибежал. Не нравится он мне.
Зря взял. Сотый раз говорю себе - зря взял на борт этого парнишку,
скользкий он какой-то, ненатуральный, лживый и словно бы на уме одни
подлые мыслишки - да выбросить пока некуда. Не отправишь же с сухим
пайком в открытый космос, зверство натуральное получится. Вот и
приходится расплачиваться за свой же недосмотр, времени у меня, видите
ли, не было на раздумья, да чтоб команду хорошую собрать... С другой
стороны, что себя казнить-то, разве было там, из чего выбирать, в
забегаловке? Пьяницы одни да наркоманы, отбросы, в общем, в лицо
улыбается, отвернёшься - в спину ножом, только б жетончик получить да из
конуры своей выбраться. В общем, ладно, завёлся я, как всегда, пашет
Руперт, так пусть пашет, а вякнет что или тем более - сделает не так, -
вышвырну. К чёрту вышвырну, без скафандра будет пыль там с ним
разгребать.
Ну, прям как в воду глядел - Руперт и есть.
Ростом маленький, мне по грудь где-то, лысый, возраста непонятного,
маслом заляпанный, словно бы не моется вовсе или словно я его ежечасно
заставляю чинить нашу посудину, и глаза маленькие, масляные, бегают.
Столько месяцев уже вместе летаем, а какого цвета у него глаза, я так и
не понял. Уж очень они мутные.
- Чего тебе? - спрашиваю, а сам стараюсь так
стоять, чтоб его паршивым глазкам ничего за мной видно не было.
- Меня Траверс послал, - говорит. - Там крейсер
какой-то заявился, требует, чтоб состыковались.
Крейсер... Это плохо, что крейсер, не должно
сейчас никого быть. Но Руперту своих мыслей не рассказываю, иди, говорю,
скажи Траверсу своему, чтоб слал подальше все крейсеры, у нас топливо
не казённое, обойдутся. Тоже мне удивили - крейсер посреди космоса
нарисовался. Откуда это он, интересно?
- Нельзя, - морщится Руперт. - Законники. Не иначе
проверять нас собрались...
Боится, сучонок, ишь ты. Но у нас лицензия, думаю
про себя. Мы по ней - самое обыкновенное транспортное средство.
Сухогруз. Ладно, лениво киваю Руперту, доложи Траверсу, сейчас буду,
пусть сиднем сидит, не делает ничего, будут настаивать, пусть скажет -
ждите, и баста. Имеем полное право в случае чего задержать ответ, у нас
по внутренним часам ночь, аппаратура старая, команда спит. Командир
тоже. Жутко устал от пересчёта этого самого, чего мы там везём по
документам.
Встав посередине каюты, руки - в бока, задумчиво
покусываю губу. Хорошо, что дополнительно не взял ничего, это же надо -
проверка! Кто бы мог подумать, уже и не ждали, уже и забыли, что такое
бывает, что кому-то это надо: проверять да арестовывать. Времена пошли
дурные, смутные, и как начались десяток лет назад, так всё и тянутся,
стыдно аж самому... Да делать нечего. Неужели принялись мусор свой
разгребать? Порядок наводить, документы проверять? Неужели всё снова
наладится и будет как и прежде, в стародавние времена, - с толком, с
расстановкой?.. Мечтать, брат, не вредно. Времена меняются, люди
приспосабливаются. Человек - такая гнида, ко всему может привыкнуть,
сдохнет на крайний случай, но это уже совсем на крайний, из вредности
разве что. Хуже него только крысы да тараканы.
А ты как думаешь, а? Ты сейчас думаешь, да не о
том. Ты для себя решил - днём о людях думаешь, ночью - свои дела
решаешь, не знаю, что ты там высчитываешь... во сне... понял только, что
какие-то очень сложные теоремы всё доказать пытаешься. А вот кто тебе
задал их... поставил так сказать, задачу, я даже спрашивать не буду.
Есть вещи, о которых не говоришь, совсем молчишь, нельзя тебе и всё,
хоть тресни. Странный... Странный ты. Некуда ещё страннее и загадочнее,
не создал бог существа умнее, и не создал могущественнее.
А может ты и есть... бог, а? Сам Господь! Как
думаешь?? В него, знаешь, сейчас не верят, давно уже не верят, да и я
сам... Серединка на половинку, ни рыба ни мясо. Но многим эта вера
раньше жизнь спасала, сил предавала, чудеса даже творила. Да что тебе
говорить о чудесах, сам их не умеешь, что ли? Похлеще любого божества.
Знаешь, я вот сейчас подумал... А может и в
старые времена так оно было, а? Людям вино в воде виделось, хлеб там
появлялся... Может, это тоже были эти твои... трансформации? Ну, может,
не твои, а похожего существа. Вот и нарекли богом его, а? Возможно
такое? Проснёшься, надо будет попросить тебя превратить воду в брагу.
Или даже в вино... Сто лет не пил. Забыл вкус. Да знаешь, и не хочется
как-то... в такие времена поганые вино пить - всё равно, что
воспоминания портить. Себя, как говорят, не уважать. Они у меня там
живут, в голове, воспоминания о давнем... пусть там пока и остаются,
пусть будут светлыми, пусть почти нереальными. За них, знаешь, как тепло
цепляться иногда? Больно, но тепло.
Хотя, зачем мне они?.. У меня есть ты...
Попрошу, и корабль, наверное, в вино превратишь. Зря ты себе, знаешь,
зароки все эти дал. Не делать... Не вмешиваться... Личность... Личность,
видите ли. У меня личность? Или, может быть, у Руперта этого слюнявого
личность? Ты что, смеёшься? Ты рехнулся? Да нет уже ничего. А у многих и
не было. А тебе, дурному, не понять. Ты закон принял. Вот так взял и
принял, сам, в своём государстве, не мешаю, мол, не меняю ничего, только
наблюдаю. Сам себе господин.
Да не получается у тебя, дурачок, ничего! Не
выхо-одит! Сам скоро человеком станешь да и все эти свои теоремы
физические забудешь, мыслящий ты мой океан, сумасбродный ты мой юный
разум.
Это я сделал. Я сделал тебя человеком. Одним из
нас. Дурным таким же, слабым таким же, беззащитным, но разве что только
не злым... а беззащитный да не злой - верная смерть, плохо кончишь, мой
дорогой. Я, знаешь, это понял, когда? А в зале. Вы в баскетбол играли,
почти всей командой, ну ты сам помнишь, чего я... Ты скажи, дурак,
идиот, сам не понял, что ли, что Руперт тебе специально мячом заехал?
Что ж ты, умник, траекторию не просчитал да не увернулся? А?? Не
понимаю. Нос он тебе разбил. Это ж с какой ядрёной силой грохнуть надо
было. Я ж ему яйца хотел оторвать да съесть заставить, так нет же... Не
надо, говорит. Зачем, говорит. У него, говорит, яйца не отрастут, а нос я
исправлю. И действительно, как волшебник, точно божество ты какое, взял
на следующий день и к завтраку целый пришёл. Улыбающийся. Кажется мне,
ты понял Руперта, прочувствовал нутром (если есть оно у тебя), что такое
подлость. Враждебность безосновательная что такое. Ты ж его убить бы
мог... Раз и нету сопляка этого, что тебе стоит! Что ты за разум
мудрёный, что ни фига не делаешь, а?!
Страшно мне... За тебя страшно, хоть и понимаю,
кажется, безосновательно, не убить тебя, не изменить, не покалечить. А
иногда мне кажется, ты специально на себя вызываешь... Зачем? Чтобы
попробовать, что такое человеческая злость? Гадость что такое
человеческая, ненависть? Любовь ты уже попробовал. Я тебе показал. Я...
Не надо было, наверное. Но это невозможно объяснить. И оправдаться тоже.
Тяга, понимаешь, ненормальная такая, как тебе рассказать-то, чтоб
понял? Нравишься мне, говорю, а ты - улыбаться да кивать - и ты мне
нравишься, и ты хороший, да, человек... Хороший. Сколько сил и времени
потратил, чтоб втолковать тебе, что значит 'хорошо', а что значит
'плохо'. В человеческом понимании. Смерть, говорю, это плохо. А ты -
почему? А что я могу ответить? Ну, говорю, потому что после неё не будет
меня! Всё! Изыду весь, кончусь. А ты не понимаешь. Как же это,
говоришь, куда же ты денешься?.. А вот, видишь, вот... тело моё видишь?
Вот оно умрёт, и баста. И нету больше.
Какой ты удивлённый был. Как ребёнок. И как
опечалился, когда уверился, кажется, что я прав, что думаем мы мозгом, а
он - ткань... Умрёт ткань - умрёт мысль - умру я.
И что же значит - иметь тело, спросил ты. А я
не знал, что ответить-то. А что это значит, в самом деле? Я что тебе,
врач, я что, учёный какой? Я сварщик бывший! Я просто... приспособился. К
новому строю приспособился, знаешь, это было нелегко, но я смог. Что
значит иметь тело? Это значит боль чувствовать, вот что скажу тебе.
Зачем боль? А чтобы убегать от неё, чтобы не повредить тело, потому что
не убережёшь себя - смерть. Смерть... родной мой трансформер... Затем
она и нужна, боль эта чёртова, чтобы целым остаться. Но и ещё кое-что
есть... Удовольствие. А как же его объяснить, уж совсем не знаю...
Приятно тебе, когда его испытываешь. Да, да, удовлетворение, словно бы
ты теорему свою физическую доказал, ты же радуешься, если получилось?
Я думал в те дни с ума сойду, знаешь. Ты
столько спрашивал, что крыша у меня поехала, ты что... за кого ты меня
принимал? За посланника? За такой же, как ты, разум, что ли? Ошибаешься.
Таракана вон видел? Вот и я такой. И задача моя тут - выжить. Точнее...
до тебя была такая задача, а теперь я даже и не знаю. Там у нас,
знаешь, за бортом, полицейский крейсер ошивается, можешь превратить его в
вино? Я бы посмотрел на такое. Но ты, зараза, вызнал, в каких обличьях
ходит разумная жизнь, и теперь отнекиваешься. Наблюдатель. Учёный.
Глупый же ты... Теоремы решаешь, а таких простых вещей не понимаешь.
Руперт - козёл, Траверс - умник, но тоже шалава порядочная, корабль этот
- старая ржавая посудина, мир - дерьмо, а я... А я не знаю, зачем тебя с
собой позвал. Точнее, знаю, конечно, зачем, но ты этого никогда,
родной, не осознаешь до конца. И причём, по своей же вине - сам же себе
запретил влазить в тот мозг, где разум живёт. Принцип невмешательства.
Вот и терпи теперь из-за этого. Терпи... Всё терпи.
А это оказалось так просто, что поверить
невозможно. Полетели, говорю, со мной... Анхель? А ты - куда? А я -
туда... наверх... в космос. Бросай ты свою пустую холодную планету,
принц маленький, едем со мной, мир посмотришь. Ты думаешь, он атомами
твоими ограничивается? А ты пошире глянь, на Земле из атомов этих
знаешь, что выходит? Невероятные вещи, у тебя здесь такого нету. И не
будет. Поедешь? Я тебе удовольствие буду доставлять, как в самый первый
раз, а ты - мне. Это и есть - люди. Они едят, пьют, еб...тся. И больше
ничего, в принципе, не делают. И жизнь у них короткая, очень короткая
жизнь, я не смогу к тебе каждый день прилетать.
Сначала я думал, ты откажешься. А какой дурак
согласится? Лететь чёрти куда от родного куска земли, с чужаком
несмышлёным, он даже про атомы толком не знает. Со своей родной планеты
лететь. А ты вдруг сказал: не знаю я, не уверен, что это моя родная
планета. А откуда же ты? Кто тебя родил и воспитал? Молчишь ты всё время
в ответ. И даже не знаю, не хочешь говорить или же сам сомневаешься.
Как ты зародиться-то мог на таком куске льда? Да и
льда-то там нет, порода одна, ни капли воды, я сам чуть не сдох.
Потерпел крушение, надо же... свершилось, раз в столетие, пришлось
кое-как приземлиться, собрать себя по частям, подать в рубку сигнал,
что, мол, сос, спасите мою душу. А не отзывался никто. Столько времени
прошло, не было ответа с рубки. Вот я тогда испугался, всё, думаю, хана,
что там с ними стало, с идиотами этими, специально забыть меня решили?
Бросить? Бессильная злоба была, когда понял - да, так оно, видимо, и
было решено. К чёрту командира, даром сдался таскать такого деспота
скандального на своём горбе. Сиди теперь. Жуй свой паёк, иссыхай на
куске земли, её и землёй назвать нельзя.
Я тогда, помнишь, Анхель, передатчик настроил и
стал ремонтом заниматься. А как время убить? Сдохну так сдохну, но не
сидеть же сиднем, вокруг одни камни да пески, куда я пойду? Мёртвая
планета, да и не находили слежаки ещё не одной живой. Кончилось всё,
одни мы во Вселенной, и за ней, наверное, тоже одни, и к чёртовой
матери, тараканы они и есть тараканы. Поесть, попить, поеб...ться. Ну,
поспать может быть ещё. И кончились наши потребности тщедушные.
Стал наводить ремонт. Марафет стал делать, даже
повытирал всё изнутри салона. Знал, что не взлечу, никак уже не смогу,
только сигналы подавал в небо, да толку от них, когда эти мудаки
специально приёмник выключили? Решил я тогда, что эта каютка станет мне
могилой. Хоть что-то родное на этом куске. День сменялся ночью, сумерки
какие-то набегали, хрен поймёшь. Я сварщик, что мне до ваших атмосферных
условий! Я так мало знаю, я вырвался... Я сбежал и приспособился...
Не помню я, когда это началось, я же сначала
подумал, что у меня галлюцинации уже начались, с голодухи. Вижу -
камушки как-то всё двигаются и двигаются. Думаю - ай, ветер. Да не
прошибёшь мою голову чугунную, какой к чёртовой матери ветер, здесь
тихо, как в гробу! И чего это ветер воронкой дуть будет, когда камешки
всё ко мне да ко мне двигаются? Не чувствую я ветра!
Струхнул, конечно. Мало ли, думаю, магнитная
аномалия какая-нибудь? Что их тянет-то ко мне? Гляжу через минуту -
остановились. Лежат себе спокойненько, ничего не делают, камни - они и
есть камни, неживые! Точно галлюцинации. Надо постараться не обращать
внимания, если это возможно, лучше всего спать себе в раздолбанной моей
птице и ждать смерти. Я ж не знал тогда, что ты мне мозг прощупывал...
словно бы осьминог какой - щупальцами... Трогал-трогал, искал, откуда же
этот процесс начался, мыслительный, что б его? И что это за чудо-юдо
такое на твоей планете нарисовалось?
Это людям легко понять, что главное в человеке
- голова, что там внутри - мозг, что он вроде как думает и что именно
от него все проблемы. А ты? Как ты, бедный, разбирался-то? Стоит чучело,
пять у него конечностей, дрыгает оно ими невпопад, издаёт разные звуки,
пинается, матерится, делает что-то, возится...
Ох, что ты тогда творил. Знаешь, вот убил бы,
честное слово, если б ты именно тогда передо мной и появился. Во всей
красе. Играл ты. Разгулялся и решил устроить эксперимент - а что будет,
если удалять конечности? Непонятная пародия на мыслительный процесс
прекратится?
Сначала ты уронил мне на голову инструменты для
починки космолёта. Нет, вернее будет сказать, что сначала ты их у меня
крал и прятал в разных местах. Я думал, что дурею у себя же на глазах.
Вылез из кабины, поставил ящичек справа, стал во внутренностях космолёта
копаться, хвать! - а ящичка-то след простыл. Нету. И справа нет, и
слева. Сзади меня стоит. Ладно, думаю, бывает... Поставил в кабину,
пусть и доставать неудобно, но всегда на виду. И гляжу боковым
зрением... движется... Я ж чуть не сдох от страха, это же надо такое
творить, ё... твою мать, если она у тебя вообще когда-то была.
Встал, помню, обошёл машину, поглядел тут и там...
Что за чертовщина творится? Не понятно. Не иначе как я всё-таки спятил. А
жрать уже совсем нечего было... Вода только осталась, да и того
чуть-чуть, не протяну и нескольких дней. Пора мочу пить. Как раньше
делали, как в армии учили. Ух, чего же ты насмотрелся, пока, как ты
утверждаешь, наблюдал за инопланетным разумным существом...
Умирать не хотелось. Очень... Чем дальше, тем
больше жаждал починить эту хрень проклятую и взлететь. Догнать их и
убить. Всех до одного, чтоб знали, каково это - медленно бессильно
умирать от чьей-то подлости. Надо тебе в подробностях рассказать, как и
что там было, ты же до сих пор не знаешь, мне не до мести потом было, не
до ненависти. Я живое существо в руках держал, пусть и инопланетное.
Наигрался ты с ящичком, начал передвигать другие
странные на твой взгляд предметы. Воду у меня украл. Во-ду! Это каким же
надо было быть подлецом! Но ты, конечно же, не понимал тогда, что она
нужна мне, как топливо - моей машине. Я ведь после этого окончательно
спятил и что есть силы заорал:
- Воду! Воду отдай, сволочь!!
На колени упал, но не просил ничего, не
унижался, от бессилия упал, в волосы себе вцепился, глаза закрыл.
Страшно!! Страшно было, знаешь, как... Больше чем смерти стал бояться,
что не кажется мне это всё, что не ходят сами ящички с инструментами.
А вот этот момент, добрый ты мой мальчик, я не
забуду никогда. Я руку вытянул вперёд, кулак сжал, уже сейчас и не
вспомню, чего хотел-то... Бред, наверное, начался, плохо мне было
слишком... Вспоминаю урывками, но - это!! Это забыть невозможно. Я руку
вытянул, а ты её отрубил, чем и как, я до сих пор не понял. И, знаешь,
настолько не хочется спрашивать, что... Как с похмелья чувство. Не
выдержу же, плохо мне станет, вырвет ещё, не дай бог. Помню только, что
красным полоснуло что-то и боль - адская, причём не мгновенно, а спустя
несколько секунд. Я словно бы не сразу осознал, что произошло. Потом уже
начал орать. Кровь-то хлыщет... И рука моя... отрезанная рядом...
С головы бы начал, зачем руку было мучить?!
Но, знаешь, родной, я тогда окончательно в себя пришёл, я тогда осознал,
что есть на этом свете кто-то кроме меня. Кто-то чужой. Я конечно не
понимал тогда, что... что ты - тоже не понимал. Я думал, ты нарочно.
Специально мучаешь. Убиваешь медленно, издеваешься.
Ну, а потом уже, знаешь, думать поздно было...
Упал на земь, и не помню больше ничего. Помню, что проснулся с рукой. А
сколько без неё лежал - минуту или вечность - откуда мне знать? Как ты
догадался, что я подохну-то? Уловил, что разум кончается, что нет больше
полей, вибраций там всяких, что ты ловишь сенсорами своими? Ты меня
что, воскресил? Или реанимировал? Умер я тогда или всё-таки не успел,
скажешь ты мне когда-нибудь? И зачем вообще оживил...
Руку ты мне заново приделал, а пожрать дал? Нет. А
воды во флягу добавил? Тоже нет. Я опять начал сдыхать! Медленно, но
никуда не деться от этого...
Анхель!!! Я умирал рядом с тобой столько раз,
что... Что готов был умолять, ползать на коленях, только бы именно этот
раз последним оказался. Но каждый хренов день я просыпался снова. Живым.
Что ты только не делал со мной. Как только не издевался над тем, кого
теперь родным называешь...
В какой-то момент не смог я больше. Не
выдержал.
- Убей! - крикнул. - Убей же меня! Убей!!!
Петлю смотал из проводов, узлом хорошим
завязал, прицепил на самое высокое место. Всё, думаю. Господи, как
надоело всё, Господи. Кто б ты ни был... Убей...
Провисел так несколько мгновений, задыхаться начал,
брыкаться, конечно же, куда ж деться. Сам вешаешься, а всё брыкаешься. А
ты верёвку перерезал, сволочь. И опять не пойму - чем? То ли ты мне всё
время врёшь, то ли что. Не ножницы же у тебя там. Ты атомы, говоришь,
двигаешь... Ты говоришь, я для вас, мол, совершенным оружием могу быть.
Помнишь, что тогда со мной приключилось?
По-омнишь... А мне стыдно вспоминать. Я, наверное, промолчу. Слёзы у
меня потекли, чего скрывать. Сил не было. И умереть никто не давал. И
ещё эти твои чудовищные эксперименты. Это потом я узнал, что дурак ты
был... что понять не мог, что такое тело и зачем оно. У тебя-то нет
тела...
Как в бреду опять говорю... Как же это нет?
Вот же, вот оно, тело, лежит и спит себе спокойно в моей каюте,
командирской, в моей постели. И если нагнусь немного, и если подую
осторожно на светлую кожу, то... мурашки побегут, как у самого
обыкновенного человека. Ты не представляешь, какое это доставляет мне
удовольствие. Ничего не делать, а вот так просто рядом сидеть и...
смотреть на твои мурашки.
Помню, как ты первый раз появился. В
обличье... меня самого. Я тебя как отражение увидел, у космолёта стоял,
руками его гладил, прощался в очередной раз. Гляжу в стальной бок - а
там два моих отражения. Что ж ты делаешь, сволочь, стону... Оборачиваюсь
резко, а там, в четырёх шагах, - моя копия. Кинулся навстречу - убить. Я
ж не знал, что ты очень долго и очень тщательно собирал это тело... И
как-то ты не рассчитал, что я накинусь. Действительно, с чего бы это? Ты
же ничего плохого не хотел, когда отрезал мне руку, ты хотел
посмотреть, что внутри. Как маленький. Срез ты хотел, видите ли,
сделать. Сделал? Сделал. И пришил обратно, чтобы хорошую вещь попросту
не портить. Игрушку свою. Новую? Нет - единственную.
Был у меня тоже трансформер... В детстве.
Супермен какой-то, сейчас точно не вспомню. Отец подарил. Разбирал и
собирал его без конца... Соседские пацаны завидовали дорогой игрушке...
Я тебя тогда наземь повалил и стал бить, а ты лежал
и всё в первый раз чувствовал... Боль... давление... кровь свою на вкус
- солёную. То есть мою. Мою кровь, как у меня, такую же, идентичную. Но
не отвечал, не дрался в ответ, смирный был такой. Говорить ещё не умел.
Точнее - опасался. Стеснялся. А ведь если подумать и отбросить всю твою
сверхъестественность, то равны мы по силе были. Замучили бы друг друга
на смерть. Бью, помню, и в глаза тебе смотрю.
Ох... Анхель. Это я потом уже дал тебе это
имя, когда разобрался во всём. Ангелом назвал, только на свой, домашний
манер. Ты же после понял, для чего мне штука эта нужна, зачем мне тело и
что я, чёрт тебя дери в аду, жрать хочу! Чудес я тогда насмотрелся...
Похлеще вина из воды. Не надо мне тогда было вина, надо было просто
воды, много её и холодной, и ты сделал. Потом - еды. Говорю тебе - мясо,
а ты не понимаешь ни фига. Ну, показываю руку и говорю - вот такое, как
здесь, ёб... твою мать, если она у тебя вообще когда-либо была, да хоть
человечину, не могу больше, есть хочу! Дал ты мне мясо. Правда, не
сразу, сначала пришлось объяснять, чтоб от меня не резал, ни с какой
стороны. Что я - это вроде как целостность и ею остаться должен. Если
хочешь сохранить меня живым. Если тебе, дьявол, всё ещё интересно. Чего
ты там ещё не знаешь? Хочешь, сказок расскажу? Не хочешь? Я и сам их уже
похоже забыл, с перепугу-то.
Я тогда впервые человечину ел. Собственную. У
тебя других примеров не было, вроде там говядины или барашка, а я как
опишу? Как я тебе там баранину на молекулы разложу, откуда мне знать,
какая она? Накормил ты меня. И напоил. Некоторое время я приходил в себя
и вяло отвечал на твои корявые вопросы о бытии всего сущего. Откуда
мне, чёрт возьми, знать?? Орбита Земли? Пожалуйста. Её масса? Ну, вот
такая вот... Какой угол? Чего... решение?.. Ты что, думаешь, что я бог? Я
всего лишь человек... и не самый лучший... и мне так хотелось жить... а
ты мне всё-таки в этом помог. И за это я всё простил и всё забыл. С
перепугу, от удивления забыл все беды. Теперь у меня одна доминанта была
- я, Дерек, встретил иную жизнь! Другую, нечеловеческую. Сколько
поколений люди об этом мечтали. Отправляли сообщения свои глупые в
космос и вдруг - на тебе! Дерек встретил инопланетянина. Да ещё и какого
коварного.
Шучу... Шучу, не бойся. То, что ты не коварный
и вообще - абсолютно наивный, я вскоре понял. Я когда поправился
немного, я решил объяснить тебе на примере, что такое человеческая боль.
Что это за штука такая? И попросил вытянуть вперёд руку. Ты вытянул. И
ждал терпеливо. Я с ножом стоял... Взял твою ладонь в свою, смотрел
долго. Как живая, говорю... А ты мне - она и есть живая по вашим меркам.
А каково по живому резать... Когда знаешь -
живому больно будет.
Не смог ничего сделать. Тебя уродовать - всё равно,
что себя самого. И тогда я потребовал, раз ты такой всемогущий, атомами
двигаешь, то давай, смени-ка облик. Вперёд. На что, спросил ты. Не
знаю! Ответил я... Я не знаю никого, кроме тебя, сетовал ты. А ты
фантазируй, огрызнулся я. Вот сейчас превратится в кого-нибудь, и я... И
я...
И я ничего опять не смог. Ты ходил вокруг
космолёта, осторожно выглядывая в поисках меня и экспериментируя со
своей внешностью. Ты уже знал, что конечностей у человека четыре, а
пятая - это вроде бы не конечность вовсе, этот нарост уродливый и
твёрдый - голова, и в ней мозг. Это ты знал теперь. И занялся своим
любимым делом - экспериментами... Но уже не надо мной, слава богу, а над
собой самим, над своим образом. Сначала я был полон решимости причинить
тебе самую жуткую боль, на которую был способен. Вот создай себе образ,
давай... стань человеком, прочувствуй это... настрой там всё, что
положено... сенсоры там все, рецепторы... и получишь у меня, сволочь
поганая. Мало не покажется. Но потом... снова куда-то всё улетучилось,
наверное, я очень устал. Злость то накатывала, то уходила. Я метался, не
знал, как быть. А ты всё выглядывал, словно бы спрашивая: ну как? И в
этом было столько глупого, детского чего-то, человеческого совсем... что
я уже не мог ненавидеть тебя, совсем не мог, сел на песок и покачал
головой. Хватит, сказал. Выбирай уже что-нибудь, надоело.
Ох, как же здорово ты в моей голове тогда
порылся! А я-то думаю, откуда у тебя все эти тела и лица?? Всё
перепахал, выбирая тело себе, словно куртку какую-нибудь в магазине. Но
ничего я тогда не заподозрил, потому что выбрал ты странный образ... Ни
мой друг, ни мой враг, ни родной человек, ни знакомый... Неужели это
было в моей голове? Ты вышел из-за космолёта парнем лет двадцати-пяти,
худым и довольно бледным, с волосами, грязными, испачканными чем-то и
собранными в неаккуратный хвост. И одежда была какая-то странная на
тебе, совершенно обыкновенная, как будто вчера с Земли. Прохожий ты был.
Ты сказал, что выбрал прохожего. Хэх, смешно... На самом деле, это я у
тебя своего рода прохожий получился. Пролетающий над твоей планетой
корабль... Потерпевший крушение. А мне ведь, знаешь, даже сейчас
остаётся только гадать, чего ты там намешал и наплёл. Иногда мне
кажется, что глаза ты взял у одного знакомого парнишки, а волосы -
словно мамины, такие же светлые, только совсем прямые и цвета меди... А
руки...
Не стоит об этом. Не хочу. Глупо - по кускам
теперь тебя разбирать, как мозаику и догадываться, откуда то, откуда
это. Ты сам собрал, сам скомпилировал, это главное. Потом, уже когда
отчалили с твоей чёртовой планеты, я попросил тебя тело больше не
менять. Хватит, наигрался. Я пригрозил, что это опасно при других людях.
Что если чужие увидят, это может плохо закончится. Я сказал, ты будешь
для них опасен, а им захочется тебя изловить и заставить делать для них
отвратительные вещи. Отрезать руки, спросил ты. Ну, почти, ответил я. На
самом деле намного хуже, чем просто руки... войну, например.
Ты со мной всё-таки полетел... Ты больше
человек, чем думаешь, тебе же было... интересно! Любопытно! Ты как
ребёнок. Тело ты согласился не менять больше и особенно тщательно обещал
не лазить мне в мозг и уважать этот серый скользкий комок как носителя
разума. Боже... чего мне стоило это выслушать. Скользкий комок! Знаешь,
признался я, когда мы взлетели... я никогда не воспринимал себя только
как... мозг. У меня также есть руки и ноги... кожа... печёнка... и это
тоже я. Но, возразил ты, ты же говорил, что вы заменяете их? Да...
согласился я... Пересадка органов, операция, есть такое. Но всё равно,
человек - это нечто большее, чем просто... мозг. Почему? Не понял ты...
Ведь мозг думает... А сердце, сказал я, сердце чувствует. Сердце ничего
не чувствует, замотал головой ты. Оно только бьётся. А я - нет, ты дурак
и ничего не понимаешь, Анхель, оно... чувствует. Но... Никаких 'но'. Но
там же нет... сенсоров? Оно только кровь может... И я сказал тебе:
замолчи. Ты очень глуп. Мозг нужен человеку, чтобы думать, а тело -
чтобы любить. Потому что очень трудно любить... не имея тела. Так можно
двигать атомы и решать теоремы Вселенной. Но любить другое существо
настолько, чтобы прикасаться... чтобы чувствовать и считать себя единым с
ним...
Я запутался, сказал ты. Не мудрено, ответил я,
улыбаясь. Это тебе не атомы...
Я попросил тебя тело не менять... Думал тогда,
что только лишь затем, чтоб знать - где ты и кто ты. В ком ты. Чтобы
вычислить. Чтобы быть всегда начеку. Но сейчас, конечно же, я понимаю,
зачем... Чтобы любить. И сейчас... дотрагиваясь до твоей кожи
прохладными пальцами... и чувствуя мурашки на ней... Я, можно сказать...
не побоюсь этого глупого слова... Счастлив. Понял ты теперь? Всё понял?
И боль ту... знаешь... сам же знаешь, я причинять не хотел уже, совсем
не хотел. Но если б попросил тебя убрать её, было бы уже не то. И ты бы
не стал, знаю... Ты слишком изменился от общения с людьми. Больше, чем
сам думаешь. Я же вижу. Всё вижу, Анхель. Я это понял, когда ты первый
раз покраснел.
- Ты хотел бы, чтобы я превратился в женщину?..
- Нет. Зачем?.. Ты же уже привык так, -
слукавил я. - И я привык.
Знаешь, это я не упал к тебе на планету, это я
тебя нашёл. Отыскал. Долго с тобой мучился и, наконец, влюбился.
Думаешь, старые сварщики не умеют влюбляться? Да так, что не оторвать...
Никто не заберёт... Никому не отдам. Ты только больше не
трансформируйся, пожалуйста... Потому что не передать, как сильно...
Твоё тело. Твоё сердце. Твой мозг. Того, кем ты стал, получив шанс
выбраться со своей планеты в этот суетный мир маленьких человечков. Что
же мы будем делать дальше... Есть идеи? Я вот подумал сейчас, знаешь, ты
же и меня можешь... превратить во что-нибудь. И меня не станет. И
корабль наш. Со всем экипажем. Это будет... голландец... Летучий
голландец.
Что скажешь? Под силу это тебе? А то я не
переживу второй такой засады, как на прошлой проверке в порту.
Таможенник подошёл ко мне и сказал: Капитан... извините, но у вашего
пилота не бьётся сердце... Мы тогда досмотр проходили, рентген и прочее.
Никогда, слышишь, не прощу тебе того страха, что одолел меня, страха
потерять тебя раз и навсегда... из-за какой-то глупой проверки... Лишь
потому, что ты забыл запустить своё сердце. Не хочу спрашивать, зачем,
ради каких экспериментов и целей ты вообще его останавливал.
Капитан, мне сказали... Извините, мне
сказали... Что у вашего пилота не бьётся сердце. Он что, взбрыкнул я,
мёртвый, что ли??.. Нет, струхнул солдатик, живой вроде, стоит вон...
видите? Вон!.. Вижу, кивнул я серьёзно. И что ж вы мне тогда за чушь тут
несёте? А? Может оно у него и не бьётся вовсе, но зато... (я поднял
кверху указательный палец)... Зато оно чувствует.
Солдатик не нашёлся, что ответить. Стоял, хмурился
озадаченно, решил, наверное, что спятили мы за год в открытом космосе.
Причём, все. Ну, да и пусть. Что мне с того? Что я, пилотов странных
раньше не нанимал? На Руперта моего посмотрите.
Вот так... Воспоминания, знаешь, нахлынули.
Снова и снова возвращаюсь к тому дню, к тому моменту, как ты вышел из-за
бока космолёта, как ты ступал по своей земле на человеческих ногах,
босой, как протянул мне руку... Вспоминаю и не могу остановиться. И
кладу ладонь тебе на грудь... Сейчас бьётся? Бьётся...
Обратная связь
Реклама на сайте
НАЗАД